Павел Новиков: “Пиночет встал и подошёл ко мне”

Бывший начальник казахского ЦСКА, генерал-майор Павел Максимович Новиков любезно согласился ответить на мои вопросы. Он делится воспоминаниями о своих легендарных друзьях: министре обороны СССР Д.Т. Язове, президенте Международного олимпийского комитета Хуане Антонио Самаранче и министре обороны Казахстана С.К. Нурмагамбетове. Также упоминается его удивительная встреча с чилийским диктатором Аугусто Пиночетом.

Беседа состоялась 31 июля 2020 года. Ниже приводится её видеозапись и стенограмма. Фотографии из личного архива генерала Новикова.

Всё. Говорите.

С Дмитрием Тимофеевичем Язовым я познакомился в городе Алма-Ате, когда он был назначен командующим войсками Среднеазиатского военного округа. Это третий командующий войсками нашего Округа после Лященко – генерала армии, генерал-полковника Лушева. Ну, вот, потом пришёл командующим — назначен был — генерал-полковник Язов Дмитрий Тимофеевич. Вот, с этого времени до его смерти в этом году у меня были с ним самые, самые близкие и тёплые отношения. Это, по сути дела, был такой мой отец, наставник. Мудрейший человек! Вместе с которым я пережил, вот, наблюдая за его великой миссией, которая выпала на его долю, будучи командующим войсками Округов, замминистра обороны, министра обороны. Период ГКЧП, тюрьма, в которой я был. Служение Родине потом в Группе инспекторов, и его творческая деятельность, когда он свои все переживания, мысли, работу свою, службу изложил в нескольких книгах. Но большую часть — он писал много — но большую часть, конечно, занимали его труды о его близких друзьях: генералах, маршалах, с кем он служил, рядовой состав. Просто у него богатейшая была история! Как он говорил: “Я своей, своей — говорит — жене проблемы создавал. Только одних переездов было более тридцати“. А что такое тридцать переездов военнослужащих?! Конечно, сколько надо было решать проблем!

А, вот, алматинский период… Вы в какой служебной ипостаси с ним контактировали? Или вы чисто неформально с ним общались?

Нет. Я как? Я с 1972 года служил в спортивном клубе армии. Когда он пришёл, я был в должности командира роты спортивной. Ну, вот. Так вот служил. Он наблюдал за моей работой: у нас были определённые успехи. Потом я стал замначальника клуба спортивного. Вот. Он меня брал с собой два раза в Афганистан в служебную командировку. Я с ним летал, там был. Ну, потом по разным, так сказать. Его, в основном, задача, с которой он сохранил наш клуб, — это сохранение спортивной организации армейской у нас здесь. Потому что, уже будучи потом министром обороны, он знал, во-первых, положение дел здесь в Округе. Всё это понятно. Он на обращения премьер-министра нашей страны в то время, Нурсултана Абишевича Назарбаева, а потом президента, с просьбой сохранить спортивную армейскую организацию — потому что всё развалилось, в том числе и “Динамо” — вот, принял положительное решение. Вот, я стал. Потом возглавлял уже в качестве начальника филиал московского ЦСКА. Потом, потом всё это рухнуло. Ну, и стал… Там уже целая, как говорится. Ну, на этом этапе работы решение принял, когда дал команду Генеральному штабу сохранить в качестве филиала ЦСКА московского армейскую структуру здесь.

А, вот, вы Дмитрия Тимофеевича хорошо знали, и важнейший момент его жизни — это ГКЧП. Как вы думаете, почему он себя достаточно мягко повёл? Он был по природе добрым человеком? Ведь у него была огромная сила в руках, а фактически он её не применил.

Что же, он должен был применять её против своего народа что ли?! Я… Это лично и не только моё мнение: его просто, конечно, подставили, использовали. Никогда бы он не сделал никаких поступков, противоречащих великой мудрости. Его просто использовали. Его просто обманули! Он, кстати, об этом сам говорил. Обманывали всё это время, использовали! Но потом уже до конца пытались обвинить в государственной измене. Я видел его в этой ситуации лично. Наблюдал, общался в “Матросской тишине“. Ужасное зрелище! И, конечно, обидно: фронтовика, заслуженного человека вот так вот долбать! Но его не сломало ничто. Так и остался человеком, патриотом.

Но, чисто, так формально с ним корректно там обращались. Да? Ничего противоправного по отношению…

В смысле: не били?

Да.

Не пытали? Нет.

Нет?

Ну, что такое? Во-первых, он уже в возрасте был. Попробуй там! Ночевал в такой камере? Нет? В закрытом помещении не ночевал никогда? Тебя не охраняли? Тебе не носили эту баланду? Тебе не меняли охрану? Ты просто не ходил в этой одежде…

Ну, кратковременные моменты были.

… лишённый всего, с самого верха до самого низа.

Но такого не было, чтобы месяцами. Кратковременно было. 

Так это человек, облечённый абсолютной властью! Кандидат в члены Политбюро. По мановению просто, я не знаю, его пальца в движение миллионы приходили. Вооружённых людей! Вот, как надо было себя вести, чтобы горя этого не делать этим людям. Какую надо было иметь мудрость, какой пройти жизненный путь! Как понимать, вообще, что, вообще, происходит, чтобы, вот, не поддаться на всё это! Думаю, что вот это его отличительная черта всю жизнь. Ну, я, вот, всё время начиная, по сути дела, с восемьдесят второго года наблюдал воочию здесь. Потом был в этих совещаниях, которые он проводил в том числе и в Москве. Встречаясь почти ежегодно с ним. У меня были очень близкие отношения с ним. Можно, сказать семейные. Просто пример для всех нас, вообще, как в трудные, непонятные моменты не поддаться никаким искушениям и остаться человеком! Что бы там не пытались про него говорить! И в отношении его: сильный очень человек!

Всё-таки, это очень такой вопрос такой щепетильный, потому что, вот, вы говорите, что он фронтовик и так далее. Но, вот, противоречивая история, вот, с Пуго, с Ахромеевым. Они же тоже были очень почтенные люди, а там вполне возможно было что-то и криминальное.

А что Ахромеев? Который повесился? А что Ахромеев? Что он не так сделал?

Ну, говорят же, что это на самом деле другое там было.

Что другое было? Я с ним знаком был с Ахромеевым. Сидел рядом на том… Девяностом году, седьмого ноября. Шестого. В кремлёвском зале во дворце, когда там Горбачёв с Ельциным обнимались (смеётся). Ну и что? Что Ахромеев? Чем Ахромеев себя недостойно и где повёл?

То есть, вот эта версия официальная она правильная — да? — по-вашему мнению.

Какая?

Ну, насчёт самоубийства Ахромеева.

Ну, я не знаю. Я там не был. По крайней мере, всё это потом как-то комментировали. Я не берусь это судить. Говорят, что он покончил жизнь самоубийством. Такая официальная версия. Я не знаю.

Ну, да. Или, вот, Пуго. Там тоже противоречивые…

Не знаю.

Да? А, вот, про Хуана Антонио Самаранча?

А что Хуан Антонио Самаранч? Ну, в восьмидесятом году на исполкоме МОК он был избран президентом. Это московская Олимпиада, когда бойкотировали там все, которой, кстати, сейчас сорок лет сегодня этой Олимпиаде.

И спорткомплекс “Олимпийский” рушат к этой дате. Ужасно!

Как раз, тридцать первого — сегодня — сорок лет. И Мишка этот. Ну, это на закрытии уже, конечно. А открытие это шикарное! Вся страна участвовала, в том числе и казахстанцы, в строительстве объектов, поддержании порядка, оказания качественного проведения этих Игр. Огромная работа проведена! Успехи какие великие! Просто как объединяющее мероприятие. Самаранч в этом году стал президентом. Потом уже руководил до своей практически смерти этим движением. Я с ним встречался, вот, в Алма-Ате здесь. Он приезжал к нам, присутствовал. На обеде я с ним был, говорил. Общался. За границей встречался. Он меня даже поздравлял с днём рождения. 30 ноября у меня в Кувейте был день рождения. Там было совещание Олимпийского совета Азии. Шейх Ахмад аль-Сабах проводил хорошее мероприятие. Разговаривал он. Шейх говорит: “Вот, у нас у моего друга день рождения“. Они, значит, зашли ко мне в номер. Потом его там поменяли на более такой просторный. Чай попили. И он мне подписал вымпел, вот, олимпийский. Он у меня здесь есть в музее. Вот.

Потом встречался на обеде, который давала наша делегация в Нагано. Он пришёл на вечер нашей делегации, был тоже с шейхом. Беседовали. Там Владимир Смирнов ещё одну медаль завоевал. Они были очень… Уважал Смирнова. Он, вообще, спортсменов… К спортсменам относился очень уважительно. Он пришёл и там я, как раз, от имени уже… Вернее, выполняя поручение министра обороны Алтынбаева, вручил ему погоны полковника. Смирнову. Вот, на этом вечере. Это было очень торжественно. Самаранч мне тоже сказал слова благодарности, потому что мы хорошо отмечаем заслуги спортсменов. Это было приятно слышать! Хорошо получилось. Ну, потом на остальных мероприятиях, конечно, его наблюдал просто на трибуне. Я ходил в составе делегации по стадиону во время открытия олимпиад почти всех. Потому что был в качестве шефа миссии олимпиад. Ну, начиная с девяносто четвертого, с Лиллехамера. Потом периодически где-то встречались. Очень запоминающийся человек. Очень! Мне понравился. Очень предметный такой. Хороший, простой. Отличался такой житейской мудростью, корректный. Редкие качества человеческие у него такие.

Ну, вот, допустим предыдущий король Испании. Он же тоже с руководством Казахстана очень дружественно общался. То есть, как бы, с Испанией у нас отношения нелохие — да? — вот с их руководителями.

Ну, я как могу комментировать? Также, как и вы. Откуда я знаю, как они с королём там? Наш президент… Я не знаю. Вы меня извините, конечно (смеётся). Я то, что видел. То, что где участвовал.

Ну, понятно, понятно.

Там уже я могу это как-то прокомментировать. Ну, как лицо просто.

Ну, понятно. Да, да.

Как частное лицо. Ну, и в том числе как человек, который за какой-то раздел работы в Олимпийском комитете отвечал. Тоже могу прокомментировать. А дальше это меня не касается.

Ну, понятно. А, вот, про Сагадата Кожахметовича Нурмагамбетова? 

Ну, это с первого дня службы — а я её начал рядовым при командующем Лященко, у нас генерале армии, Николае Григорьевиче — была организована физподготовка среди генералов, начальников управлений. Они у нас в клубе играли в волейбол. Ну, кто-то начинал, раньше приезжал. Пробежечку делали по стадиону, гимнастику немножко. Потом играли в волейбол. Лященко любил волейбол. Вот. Сагадат Кожахметович тоже в этом участвовал. Всегда вот он. Вот, с этого времени мы с ним знакомы. До самой смерти. Тоже такие же отношения, как с Дмитрием Тимофеевичем. По сути дела, такие личностные, семейные. Удивительный человек просто! Дисциплинированный и мудрый. Столько пережив… И был замкомандующим. Отвечал за важнейшие, в том числе как… Кроме своих чисто армейских должностных обязанностей, отвечал за такую операцию, как “Целина“, когда со всего Советского Союза приезжали к нам здесь помогать в уборке урожая. Ответственность за порядок там, дисциплину — потому что приезжали в основном военнослужащие других Округов — отвечал он. Потом был замкомандующим Группой войск. Потом вернулся сюда на должность замкомандующего. Потом был уволен из рядов Вооружённых сил. Потом был назначен председателем Комитета обороны. Потом уже министром обороны. То есть, это первый министр обороны. И всё это время, вот, конечно, он мне сильно помогал!

А, вот, как вы считаете? Вот, есть такие разговоры, что он в принципе был достоин второй звезды Героя, а ему её не дали. Или это досужие…

У него две звезды есть. Какие? Какой звезды?

Имеется в виду Герой Советского Союза дважды должен был быть.

Я не знаю. Я от него такого не слышал, хотя были тут разговоры. Он и эту-то получил… Когда бы он вторую бы получил в сорок пятом году? Нет, таких разговоров я не слышал. Нет, не было, что, вот, кто-то там… Я не знаю, откуда это взялось. Я не присутствовал при этом и не слышал этих разговоров. Он получил. Он был… Как он служил — я слышал разговоры с его сослуживцами. Просто в личной какой-то беседе он не очень любил об этом говорить, но, тем не менее, что был командиром пулемётной роты и что прошёл Украину, и что стоял в Рейхсбанке по колено в этих деньгах — фашистских марках. Смотрел, что полностью все эти разрушения: Рейхсканцелярия, Рейхстаг.

Потрясающе!

Всё это прошёл как командир. Командир роты — это те, кто первые погибали всегда. Штатная единица, которая встречала огонь. Мне подарили, ну, экспонат такой — пулемёт “Максим” (смеётся). Он говорит: “Вот, я — говорит — вот с ним прошёл всю эту…” Рассказывал все особенности этого пулемёта, отношение к нему. Потом у него было одно такое желание на юбилее Победы — здесь он отвечал… Как замкомандующего отвечал за парад, проведение. Командующий парадом был. И хотел провести вот эти все… Сделать такую цепочку “Становление Вооружённых сил“: начиная с тачанки до современного вооружения. Мы даже эту тачанку пытались найти. Потом нашли, но она оказалась сувенирной, потому что она так выглядела вроде как тачанка. Но, когда мы туда приехали посмотреть там на Ипподроме у нас, они говорят: “Вот, тачанка. Мы её показываем, катаемся“. Он взял её, пошевелил. Говорит: “А если я на неё этот пулемёт — стенка, которая задняя — он сто килограмм, поставлю? Она — говорит — развалится?” Они говорят: “Развалится“. Ну, не стали рисковать и не влючили в этот парад.

Конечно!

Потому что уже таких тачанок у нас здесь не было. Не смогли найти. Вот этот элемент парада убрали. Ну, то есть, это такой был человек, который… Который, по сути дела… Знаешь, я тебе скажу: полностью олицетворял вообще авторитет Советской армии. Как-то в себе, вот, это всё через себя показывал. Неслучайно же он в ООН — единственный за всё время существования этой организации — выступал там.

Да?

Да, он выступал. И в это время умерла его жена — Гера Сабировна. И он чудом вернулся к похоронам здесь. Такой мужественный человек! Никогда военный бывшего Советского Союза, да и России — сейчас-то это не знаю — от Советского Союза в ООН не выступал. Никто! А он выступил. Причём это по согласованию всего СНГ же. Это ведь непростое дело, чтобы ему это доверили. Не было никого достойнее Сагадата Кожахметовича!

Это в каком году было?

Ну, когда у них юбилей был?

А девяносто пятый?

Девяносто пятый. Пятьдесят лет, да?

Да, да, да.

Вот, представляешь? Какой у него был авторитет! Какой был авторитет! Я думаю, что многие вопросы Вооружённых сил здесь вообще были бы болезненно восприняты, если бы он не решал с российскими военными. Сколько полезных, сколько сохранил людей здесь служащих! Сколько сохранил, я не знаю, вооружения здесь. Отношения сохранил с Россией. Просто создал новые отношения в новых условиях. Ну, и потом, вот, скажи: разве это, разве это не своеобразный подвиг? Когда он, когда мы уже свои создали Вооружённые силы, все бывшие государства, ставшие государствами, бывшего СССР стали принимать отдельно присягу. А что это присяга? Знаешь?

Ну, да.

Что это? Ну, как её назвать одним словом?

Ну, это признание в верности какому-либо государству.

Да не надо много! Одним словом.

Клятва.

Правильно! Так вот: человек может клясться два раза?

Нет.

Правда? И не женщине, если он её действительно любит. Правда? Ни тем более государству.

По факту же, миллионы людей нарушили эту клятву.

Вот! А мы, в том числе я, я был освобождён от этого. Это по его обращению к президенту страны и принятому решению Нурсултана Абишевича: освободить нас, бывших военнослужащих Советской армии, от дачи этой клятвы. Разве, вот, только за это нельзя уважать Нурмагамбетова или Нурсултана Абишевича? Только за это! Сколько людей сохранить! Ну, второй раз кто бы клялся?

Неординарно!

Кто, кто бы ещё клялся кто второй раз, кто мог бы потом и третий раз поклясться, и четвёртый. Клятвопреступник! Есть такое выражение?

Да.

Есть. А мы были освобождены от этого. Вот! Это разве не подвиг?

Конечно.

И нашего министра на то время, и нашего верховного главнокомандующего. Вот один пример! Представляешь, какой пример? Пусть кто-нибудь ещё похвастается. Никто из бывших государств Советского Союза этим похвастаться не может!

Да.

И когда я в девяносто шестом году поехал на совещание Всемирного совета армейского спорта в Чили, там было несколько приёмов и один из них давал Пиночет у себя дома, во дворе шатёр поставил.

Это в каком году?

Девяносто шестом. Я ещё… Мы ходили в советской форме. Я — полковник, председатель Спорткомитета приехал на совещание. И когда я зашёл — во дворе такой шатёр, они там в углу все — сто-сто двадцать человек со всего мира военные, кто входил в этот Совет. Самаранч (имеется в виду Пиночет — Д.Н.). встал и подошёл ко мне. Рядом с ним большой такой полковник под два метра, огромный. Потом мы с ним поговорили. Он оказался русским из того поколения, которые раньше ещё в революцию там эмигрировали. По-русски разговаривает. Самаранч (Пиночет — Д.Н.) сказал (я, конечно, по-испански ничего не понимаю). Он перевёл, что господин Самаранч (Пиночет – Д.Н.)  приветствует советского офицера, потому что я один был в той форме. Все уже к этому времени переоделись: и Россия, и белорусы, и украинцы. Все переоделись! Я был в советской форме. Мы ещё не переоделись. Нас ещё никто не переодел. Вот, отношение было Самаранча (Пиночет – Д.Н.). Он потом… Ну, я его поблагодарил. Он вернулся за стол там. Переводчик со мной был. И все спрашивали: “А что он тебе говорил?” — “Да телефон спросил! Позвонить хотел” (смеётся). Я говорю: “Ему понравилось. Он думал, что ты из Советской армии пришёл“. Ну, смеялись с россиянами в основном. Там Лаговский был, генерал-майор. Тоже приезжал, тоже председатель Спорткомитета. Пошутили, посидели. Вот какой… Вот какое было отношение к форме. В Чили Пиночет знал её. Не меня приветствовал лично. Кто для него там Новиков?! Он форму знал. Вот какой был авторитет этой формы по всему миру!

Хотя это был враг Советского Союза.

Ну, я не знаю там, какие у них были отношения. Ну, ясно, что… Да… Там показывали дворец, где этого Альенде убили. Мы прям напротив него жили там. Хунта… Да… Ну, не знаю. Может быть, какой-то и враг. Я не могу комментировать. Не думаю, что так, может быть, это сильно всё это было. Ну, наверно, отношение его к наведению порядка здесь у нас, конечно, в стране не одобрялись. Концлагеря, там стадионы использовались. Что-то ещё… Там всё репрессии, всё… Но, тем не менее, страну привёл же в порядок. Я по ней поездил. Нас возили, показывали. Красивая страна, красивые люди. Очень много спортивных объектов. Армия великолепная, вышколенная, выученная. Показывали все рода войск начиная с горных подразделений. В общем, богатейшая информация по этой… Ну, больше десяти дней я там был.

Кстати, в Чили же мощная медная промышленность, как и у нас.

Ну, да, да. У них это основа… Ну, у них… Почему? У них, извини, и флот какой рыбовладельческий! Значит, всё рыбное хозяйство какое! Рыбный промысел, извиняюсь. Чуть “рабовладельческий” не сказал! (смеётся). Вот. У них драгоценные камни там. Ну, конечно, всё это есть. Может быть, это и интересно. Мне кажется, там американцы всё больше баламутят. Нам-то с Чили больше моральная сторона.

Там была такая монополия “Ай-Ти энд Ти” телекоммуникационная. У них очень большие интересы были в Чили. 

Ну, у нас… У нас, конечно, моральная составляющая интересовала, когда просто взяли президента и убили. Это, конечно, Советский Союз не мог… Ну, тогда уже не Советский Союз.

Социалисты. Это — Альенде.

Не отреагировать на это. Вот. То есть, вот, Сагадата Кожахметовича обсуждали мы, в том числе его отношение и к форме. Он, наверно, очень… Ну, это как никто в свое время здесь у нас понимал, как она важна для того, чтобы была дисциплина, порядок. Что-то объединяющее, что-то чем-то связанное с этой формой. Конечно, это же великая вещь! Это гениальные были изобретения наших предков. Продуманные исключительно! Да. Вот, он такой. Ну, как? Жизнь такую прожить! Он потом был и советником президента. Он колоссальную помощь, уже не будучи министром, оказывал становлению и развитию Вооружённых сил. До последнего дня. До последнего дня своего! Вот, насколько он был честный в своей службе стране. Просто честный был человек. Команду хорошую собрал. Работали все люди хорошо.

Likes(0)Dislikes(0)